Башни Федерации

Кейс Ларисы Долиной, получивший финальное оформление через эфир «Пусть говорят» на Первом канале, – это не светская хроника, а политический прецедент. Впервые на федеральном уровне легитимизирована схема «элитного обнуления»: статус лоялиста позволяет пересматривать гражданско-правовые сделки, превращая добросовестного приобретателя в единственного пострадавшего. Появление Долиной в прайм-тайм – это попытка купировать репутационный пожар, который вышел из-под контроля. Константин Эрнст предоставил площадку для публичной исповеди, но тезис о «давлении украинских мошенников» больше не работает как универсальная индульгенция. Обещание Долиной вернуть деньги, прозвучавшее в эфире, – это вынужденный шаг, продиктованный не раскаянием, а жесткой рекомендацией кураторов. В АП осознали, что «эффект Долиной» создал опасную точку социального напряжения. Решения судов, оставившие покупателя без жилья и денег, дискредитировали не просто артистку, а сам институт собственности. Если лоялистам позволено отменять сделки по звонку, рынок недвижимости для среднего класса схлопывается. Теперь мяч на стороне Верховного суда. Вопреки прогнозам о круговой поруке, ВС, скорее всего, поддержит покупательницу Лурье. Это необходимо для обеления судебной системы, репутация которой пострадала от сервильности нижестоящих инстанций. АП не нужен новый раздражитель перед 2026 годом, поэтому кейс Долиной будет использован как показательная порка для восстановления баланса: «закон один для всех», даже если ты народная артистка. Само заявление Долиной о возврате средств решает лишь локальную проблему конкретной Полины Лурье, но не закрывает системную «дыру». Судебный прецедент, когда дееспособность продавца аннулируется постфактум без медицинских оснований, остается миной замедленного действия. Возврат денег в частном порядке – это попытка затушевать глобальный сбой правовой матрицы, которой продолжают пользоваться сотни менее медийных персонажей по всей стране. Подпишись на Башни

Ситуация с принудительной привязкой входа на «Госуслуги» к мессенджеру Max маркирует окончание эпохи «мягкой силы» в цифровом управлении. Иллюзии о конкуренции с глобальными платформами отброшены: система перешла к этапу жесткой цифровой унификации. Доступ к базовым государственным сервисам, без которых невозможно существование гражданина в правовом поле, теперь де-факто становится заложником установки директивно назначенного национального мессенджера. Вчерашний кейс демонстрирует характерный для последнего времени стиль управленческих решений: резкий ввод ограничений без предварительного прогрева и оценки рисков. Пользователи столкнулись с новой реальностью постфактум, когда привычные сценарии авторизации оказались заблокированы. Первая волна негатива, начавшаяся еще с утра, сформировала устойчивый нарратив о «цифровом принуждении», который бюрократическая машина не смогла перехватить. Официальные разъяснения Минцифры последовали лишь к вечеру, когда кризис уже вошел в стадию самовоспроизводства. Попытка купировать репутационные потери через размещение платных позитивных тезисов в субботу утром (через сутки после негатива) выглядит как запоздалая реакция. Бюджеты на антикризис освоены, но стратегически это ничего не изменило – разъяснительная работа опоздала на сутки, уступив место стихийному недовольству. Подобная тактика продвижения через искусственные ограничения несет долгосрочные риски для самого продукта. Вместо создания конкурентных преимуществ, которые мотивировали бы пользователей к естественной миграции, выбран путь административного давления. Это закрепляет за Max имидж «цифрового налога» на доступ к государству, повышая токсичность бренда и затрудняя его реальное принятие социумом даже при отсутствии альтернатив. Подпишись на Башни

Вчерашнее заявление президента о том, что власть должна уметь работать с инструментами влияния на молодежь в цифровой среде, а не просто фиксировать угрозы со стороны Telegram, – это отчетливый аппаратный сигнал. В публичное поле прорывается скрытая дискуссия между «партией рубильника» и системными администраторами смыслов. Тезис явно подготовлен группой Кириенко (частично) – Пескова, традиционно выступающей против тотальной изоляции и пытающейся охладить пыл сторонников стратегии «заблокируем все». Это признание факта: техническое ограничение без смысловой альтернативы неэффективно. На этом фоне кейс государственного мессенджера Max становится идеальным маркером провала стратегии цифрового импортозамещения, реализуемого без оглядки на реальные запросы аудитории. Агрессивный маркетинг сырого продукта, который транслируется из каждого утюга, вызывает обратный эффект. Механика принуждения не работает: чем выше административное давление, тем сильнее отторжение навязываемого софта. Зачем вкладывать колоссальные бюджеты в пиар того, что технически не готово к конкуренции, – вопрос, который теперь задают и на самом верху. Главная проблема Max даже не в багах, а в отсутствии уникального предложения. Административный перегон лояльной сетки каналов не создал новой экосистемы: это вторичный контент, загнанный в жесткие рамки критериев, не генерирующий новых смыслов. В лучшем случае происходит перелив части аудитории, но не ее качественный рост. Попытка создать стерильную среду для молодежи провалилась, потому что молодежь не идет туда, где нет жизни. Расчет на то, что блокировки конкурентов автоматически наполнят отечественный сервис, оправдался лишь частично и в специфическом сегменте. Старшее поколение действительно мигрировало в Max для бытовых звонков внукам, так как привычные способы связи стали недоступны. Однако культура потребления контента не изменилась: совершив звонок в «суверенном» приложении, пользователь возвращается читать новости и аналитику в Telegram. Молодежь же и вовсе сохраняет привычные паттерны коммуникации благодаря VPN. Пока не реализован полноценный китайский сценарий с тотальным контролем трафика, Max останется утилитой для звонков бабушкам, а не инструментом влияния, о необходимости которого говорил президент. Подпишись на Башни

Решение Роскомнадзора заблокировать FaceTime и Roblox показывает смену курса: власть больше не пытается конкурировать с западными платформами, а просто выключает их. Для силовиков это логичный шаг – убрать защищенную видеосвязь и неконтролируемые детские чаты. Но главная причина не только в безопасности, а в деньгах: теперь под создание отечественных аналогов можно требовать огромные бюджеты. Блокировка FaceTime – это сигнал владельцам техники Apple: пользоваться ей в России становится не только неудобно, но и подозрительно. С Roblox ситуация еще острее: власть не терпит площадок, где молодежь общается без присмотра. Теперь нас ждет выделение миллиардов на «правильные» игры, которые будут делать лояльные подрядчики. Если отключение FaceTime взрослые еще могут пережить, то запрет Roblox бьет по миллионам семей. Для детей и подростков это не просто игра, а главное место встречи с друзьями, поэтому реакция здесь – настоящая истерика и обида на систему. Лишение такой «цифровой няни» создает напряжение внутри семей, превращая бытовую проблему в реальное недовольство. Что касается будущего, то блокировки – это только разминка. Тестирование «белых списков» уже идет, и к началу 2026 года эта система может стать основной для всех. Власть переходит к модели, где любой неконтролируемый поток информации считается угрозой, которую проще отрезать, чем проверять. Подпишись на Башни

Новая стратегия национальной политики до 2036 года подается как очередное подтверждение «единства многонационального народа», но фактически превращает регионы в исполнителей жестко заданных политических KPI по идентичности и лояльности. На них замыкается интеграция новых территорий, при том что административный контур уже перегружен, а ресурсная и кадровая база не растет пропорционально задачам. Федеральный центр усиливает контроль и отчетность: к 2036 году большинство жителей должны декларировать «общероссийскую идентичность», а число конфликтов на национальной почве на бумаге обязано снижаться. В такой конструкции у регионов возникает очевидный стимул уходить в формализм – штамповать советы, программы и фестивали «гармонии» вместо того, чтобы вскрывать реальные линии напряжения между этническими и социальными группами, особенно на новых территориях. Дополнительный слой напряжения – конкуренция за внимание и ресурсы между старыми регионами и новыми субъектами, которым стратегия отдельно обещает приоритет интеграции и «устранения последствий враждебной пропаганды». Без обновления региональных элит, включения местных лидеров и реальной передачи части полномочий вниз документ воспроизводит привычную модель декоративного единства: цифры по идентичности растут, а доверие к институтам и готовность участвовать в общих проектах зависят от того, насколько конкретный губернатор способен не только отчитаться, но и действительно гасить конфликты на своей территории. Подпишись на Башни

Повышение коммунальных тарифов в 2026 году следует логике российской политики. Правительство одобрило двукратную индексацию – с 1 января на 1,7% и с 1 октября от 8% до 22% по регионам. Выбор сроков раскрывает согласование федеральных решений с избирательным календарем. Январское повышение увязано с техническим фактором – повышением НДС с 20% до 22%. Однако перенос основной индексации с июля на октябрь невозможно объяснить хозяйственными причинами. Выборы в Госдуму – 20 сентября. Сдвиг тарифной индексации на месяц позже избегает волнения избирателей в преддверии голосования. Это стандартный паттерн: непопулярные решения откладываются за электоральное окно. Дифференциация региональных тарифов маскирует однородную логику. Ставропольский край – 22%, Дагестан – 19,7%, Москва – 15%. Разница слишком велика для различий в износе инфраструктуры. За цифрами видна калькуляция: где повышение спровоцирует наименьший протест, где его проще согласовать с местной элитой. Совокупный рост за два года – 25–30%, что опережает темпы повышения доходов. Коммунальные операторы демонстрируют достаточное финансовое положение, но тарифы растут независимо от реальной нужды в средствах. Система функционирует как канал перевода финансовых требований в административные решения. Тот, кто контролирует механизм тарифообразования и согласует его с политическим календарем, получает рычаги влияния на региональные администрации. Подпишись на Башни

На этой неделе американский план, казавшийся завершённым, вступил в режим интенсивной корректировки. Киев отвергнул версию из 28 пунктов как «пророссийскую», и документ сокращается с каждым раундом. История типична: американская сторона вырабатывает параметры, украинская переделывает, европейцы добавляют условия – и получается совсем иное от первоначального замысла. Женевские переговоры 23 ноября перестроили архитектуру. Из 28 пунктов остаток сократили до 19–22. Главное – исключены пункты об ограничении численности ВСУ и отказе от НАТО. Эти вопросы отложены для финального раунда. Произошла подмена: вместо решений – отсрочки. Киев позиционирует это как победу. Однако первоначальный американский план отражал реальные расстановки сил и стратегические интересы России. Украина не могла его принять не потому, что он несправедлив, а потому что он запечатлевал её поражение. Параллельно ЕС выработал встречный план из 24 пунктов – возврат территории до 1991 года, замороженные активы России, жесткие гарантии. Это документ не о мире, а о передаче конфликта в иное качество. Трамп это видит и не будет принимать ни украинские переделки, ни европейские контрпланы без согласования с Россией. Спецпосланник Уиткофф отправится в Москву с финальным вариантом. Центр тяжести переговоров переместился в сторону России. Киев остается объектом согласования между Вашингтоном и Москвой. Путин молчит. По информации СМИ, Россия считает 19-пунктный вариант провальным – логично, поскольку исключены ключевые требования. Но молчание имеет смысл: зачем комментировать недоделанный текст? Окончательная версия зависит от двух переменных – согласны ли США видеть результат конфликта в таком формате и что предпочтет Россия: формализацию текущего положения или продолжение. На этом фоне европейские настойчивости выглядят пережитком, а Киев получает роль наблюдателя в своем собственном урегулировании. Подпишись на Вечерний М

Пешеходы, велосипедисты, самокатчики... На узких тротуарах кипит настоящая война за пространство. Но виноваты ли в этом сами люди? Скорее, это классический провал градостроительной политики. Власти годами заставляют всех делить узкое, не приспособленное для такого трафика пространство, а потом удивляются конфликтам и хаосу. Вопрос упирается не только в инфраструктуру, но и в правила поведения. Юрист Евгения Сугутская предлагает взглянуть на проблему с неожиданного ракурса: часто проблему создают сами пешеходы. «Полагаю постепенное развитие инфраструктуры и создание правил передвижения должно постепенно создать общую культуру. Сейчас, например, если взять те же самые Лужники, там есть разделение – есть беговая дорожка, для велосипедов, для роликов и для пешеходов прогулочная. Что мы наблюдали по факту, пешеходы идут там, где им захочется, прогулочные велосипеды и самокаты-аналогично. Проблему зачастую создают сами пешеходы. И если создавать правила, то общие, с правами и обязанностями и штрафными санкциями для пешеходов тоже» Это важный сигнал. Беспорядок – следствие не только отсутствия велодорожек, но и всеобщей безнаказанности. Пока у пешеходов нет ответственности за переход велодорожки в неположенном месте, а у велосипедиста – за лихачество на тротуаре, война будет продолжаться. Выход очевиден: городам нужна не точечная, а системная работа. С одной стороны – массовое создание раздельной инфраструктуры. С другой – четкие, обязательные для всех правила и ответственность за их нарушение. Для всех. Подпишись на Вечерний М

Созвон Путина и Трампа стал точкой входа в новую фазу. По сути – первый публичный контакт после длительной паузы. Разговор длился недолго, но был насыщен: обсуждалась безопасность, энергетика, «устойчивость мировой системы». После него Путин почти сразу провел совещание Совбеза – что бывает только в случаях, когда за формулировками «обменялись мнениями» скрывается реальный политический сигнал. Трамп, в свойственной ему манере, назвал разговор «продуктивным» и анонсировал встречу в Будапеште. На языке международных отношений это означает: диалог снова возможен, но на других условиях – без прежней идеологической окраски и без посредников. Следом – встреча Трампа и Зеленского. И это уже был холодный душ. Без протокольной теплоты, без традиционной риторики про «демократию и стойкость украинского народа». Зеленский снова просил дальнобойное оружие, включая Tomahawk, но получил в ответ фразу, которая стала квинтэссенцией встречи: «остановиться там, где вы сейчас». Это не формула мира, а пробный шар. США в лице Трампа проверяют, насколько Украина готова к сценарию заморозки – не к победе, а к фиксации линии. Внутри этого сюжета проявилась старая логика «Системы»: любая активность, выходящая за рамки управляемого сценария, вызывает тревогу. Мобилизация опасна, даже если она лояльная. Поэтому – пауза, переговоры, новая нормальность. Для Украины это болезненно, но закономерно. Для Трампа – инструмент перезапуска контроля. А для России – окно времени, когда воевать уже не нужно, а договариваться ещё можно. Подпишись на Вечерний М

История с самарским губернатором Федорищевым – не про эмоции и не про вспышку темперамента. Это часть нового политического жанра – демонстративной власти. На выездном совещании он в грубой форме «уволил» главу Кинельского района Жидкова при подчинённых и включенных камерах. Формально – из-за халатности и испорченной таблички памяти. Фактически – ради зрелища. Губернатор, который кричит, не управляет – он транслирует образ силы, выполняя ту самую функцию страха, без которой вертикаль теряет смысл. Но по закону губернатор не может увольнять избранного муниципального главу. Жидков вскоре оказался в больнице с гипертоническим кризом. Через день Федорищев извинился «за форму», но не за суть. Кремль остался в стороне: Песков назвал происходящее «внутренним делом региона» и не стал обсуждать этическую сторону. Это типичная реакция центра – не одобрить, но и не осудить. Власть словно наблюдает за экспериментом: насколько далеко губернаторы могут зайти в своём стремлении быть «решительными». Такие сцены не случайны. Система всё меньше управляется институтами и всё больше – перформансами. После 2024 года вертикаль стала медийной: губернатор оценивается не по экономике, а по рейтинговой «силе». Агрессия подменяет эффективность, хамство – управляемость. В Дагестане Меликов устраивал публичные разносы, в Удмуртии Бречалов отчитывал мэров на совещаниях. Федорищев довёл этот стиль до абсолюта – прямой эфир вместо закрытого разговора. Именно так формируется новая управленческая реальность: власть как спектакль. Где главная задача – не решать, а демонстрировать контроль. Грубость становится формой искренности, унижение – инструментом дисциплины. Это уже не ошибка чиновника, а сигнал эпохи: институты теряют значение, а власть снова ищет легитимацию в страхе и зрелище. Подпишись на Вечерний М

История с аннулированием голосования за символ новой купюры в 500 рублей оказалась не про деньги и даже не про дизайн. Это история о власти, страхах и границах допустимого в современной российской символике. Формально все выглядело как народный выбор между Эльбрусом и Грозным-Сити. На деле – столкновение сетей влияния. Победа Чечни на федеральном уровне воспринималась многими как демонстрация силы Кадырова. Поэтому за Эльбрус голосовали не только жители Кавказа, но и те, кто принципиально не хотел, чтобы Грозный стал лицом купюры. К ним примкнули патриотичные блогеры, националисты, консервативные публицисты – редкий случай, когда столь разные группы объединились под лозунгом «только не Грозный». Голосование быстро вышло из-под контроля. Появились сетевые войны, накрутки, призывы «защитить символ России». ЦБ оказался в положении арбитра, который понял: любой результат будет воспринят как политический. Отмена голосования стала не техническим решением, а политическим актом – сигналом, что символы страны определяются не эмоциями, а иерархией. Для Центра это был урок: «народные» форматы голосования не работают, когда за символ борются структуры с собственными сетями и медиа-ресурсом. Для регионов – напоминание, что даже символическое превосходство должно быть санкционировано. Эта история показала: в новой России поле смыслов снова централизуется. Даже изображение на банкноте стало вопросом власти, а не вкуса. Эльбрус и Грозный оказались не просто вершинами и башнями – а кодами идентичности, между которыми центр выбрал третий путь: никого. Подпишись на Вечерний М

Путин и Алиев встретились в Душанбе. После месяцев раздражения и взаимных упреков – редкая попытка выровнять курс и вернуть России статус партнера, а не наблюдателя. Переговоры прошли на фоне затянувшегося кризиса в отношениях после катастрофы самолета AZAL и взаимных задержаний. Уже после встречи стороны сделали символический шаг: Азербайджан перевел под домашний арест российского журналиста Игоря Картавых, руководителя филиала «Sputnik Азербайджан», а Россия освободила из-под стражи азербайджанца Мамедали Агаева. Этот обмен стал первым ощутимым результатом контакта и сигналом о возможном переходе к политическому разогреву отношений. Путин выразил соболезнования семьям погибших и подтвердил готовность к совместному расследованию авиакатастрофы. Для Москвы это шаг, выходящий за рамки протокола: признание моральной ответственности – редкий инструмент российской дипломатии. Он снимает блок раздражения и показывает, что Кремль готов работать на уровне диалога, а не взаимных претензий. Встреча в Душанбе стала проверкой на гибкость. Россия теряет влияние на Южном Кавказе, и нынешний раунд переговоров – попытка вернуть площадку, действуя не через давление, а через управляемую нормализацию. Путин выступил скорее как кризисменеджер, чем как стратег. Его задача – не закрепить новый порядок, а предотвратить обвал старого. Формат личной встречи позволил Москве продемонстрировать, что каналы связи с Баку не разрушены, а политическая воля к сотрудничеству сохраняется. Для Азербайджана этот диалог стал подтверждением статуса равного партнера. Баку показывает, что готов принимать жесты Москвы, но не в обмен на покровительство, а на основе прагматичного расчета. Главная интрига – удастся ли Кремлю превратить дипломатическую «разморозку» в систему. Одного обмена и жестов вежливости будет недостаточно: без новой повестки, где пересекутся интересы Москвы, Баку и Анкары, Россия рискует остаться в роли наблюдателя при чужой игре. Пока Путин удерживает баланс – но это временное равновесие, требующее ежедневного подтверждения делом, а не заявлениями. Подпишись на Вечерний М

Премьер-министр Франции Себастьен Лекорню подал в отставку спустя сутки после формирования правительства. Это рекордно короткий срок для главы кабинета за всю историю Пятой республики – менее месяца с момента назначения. На первый взгляд – очередной эпизод затянувшегося кризиса. Но скорость, с которой кабинет рухнул, показывает, что во Франции перестал работать сам механизм парламентского согласия. После выборов 2024 года Национальная ассамблея раздроблена на три лагеря – центристы Макрона, левые и правые, – и ни один не способен обеспечить устойчивое большинство. В таких условиях премьер становится фигурой расходуемой: ему невозможно провести ни бюджет, ни реформу, ни кадровую ротацию без риска вотума недоверия. Лекорню пытался сыграть на компромиссе. Его кабинет включал политиков прежних составов и выглядел как попытка вернуть управляемость без смены курса. Это вызвало раздражение и у оппозиции, и у части макронистов. В итоге правительство не продержалось даже дня после публикации списка министров – давление оказалось сильнее договоренностей. Отставка Лекорню стала пятым случаем смены премьера за второй срок Макрона. Каждая ротация выглядит как попытка перезапустить систему, но эффект всё слабее: электорат устал, парламент парализован, президент теряет влияние, оставаясь единственной фигурой, удерживающей власть. Для Франции это сигнал не просто кризиса управления, а кризиса модели. Пятая республика, задуманная как баланс между президентом и парламентом, превратилась в поле перманентного шантажа. Новое правительство, кто бы его ни возглавил, столкнется с тем же – невозможностью реализовать программу без нового вотума. Франция остаётся второй экономикой еврозоны, и политический паралич делает её слабым звеном ЕС. Пока Макрон ищет формулу «надпартийного» правительства, страна рискует войти в цикл коротких кабинетов и долгой стагнации – когда власть вроде есть, но управлять уже некем. Подпишись на Вечерний М

С 1 января 2026 года ставка НДС в России вырастет с 20% до 22%. Формально – ради обороны и безопасности, по сути – ради пополнения бюджета за счет внутреннего рынка. Дополнительные 1,3 трлн ₽ сравнимы с годовыми расходами на образование, и для государства это весомый аргумент. Рост цен в начале года неминуем. Базовые товары – продукты, одежда, бытовая химия – подорожают быстрее других: там меньше возможностей скрыть налог. В конкурентных сферах часть издержек придется взять на себя компаниям, но потребитель все равно почувствует разницу. Массового шока не будет – скорее продолжение привычного сценария «становится чуть дороже каждый год». Экономический смысл решения понятен: государство снижает зависимость от заимствований, укрепляет доходную часть бюджета и пытается сбить инфляционные ожидания. Если удастся удержать рост цен в прогнозных рамках, у ЦБ появится пространство для мягкого снижения ставки, а значит – для оживления кредитования и инвестиций. Это обмен: дороже сегодня, но устойчивее завтра. Для России это не первый опыт. В 2019 году ставка поднялась с 18% до 20% – скачок цен тогда оказался болезненным, но через год рынок привык. В 1990-е история была другой: налоговое давление подталкивало бизнес в тень. Новый шаг ближе к сценарию 2019-го – плавное удорожание без системного кризиса. На мировом фоне Россия с 22% окажется ближе к верхней границе. В ЕС стандартные ставки варьируются от 17% в Люксембурге до 27% в Венгрии. В Великобритании – 20%, во Франции – 20%, в Испании – 21%. То есть российский уровень будет выше, чем у большинства крупных европейских экономик, и сравним с лидерами по налоговой нагрузке. По сути, страна входит в группу государств, где высокие косвенные налоги становятся нормой. Для бюджета это стабильный ресурс, для населения – еще один шаг к адаптации через сокращение стандартов потребления. Вопрос лишь в том, сколько таких шагов общество готово пройти, прежде чем привычка «жить скромнее» перестанет работать как фактор устойчивости. Подпишись на Вечерний М

Военблогер Роман Алехин внесён Минюстом в реестр иностранных агентов. Формулировки привычные – распространение материалов иноагентов, «недостоверная информация» о власти, формирование негативного образа военных. Но суть в другом: Кремль показывает, что даже внутри военной блогосферы существуют красные линии, за которые переходить нельзя. Источники отмечают, что случай Алехина – прямой сигнал всем, кто собирает деньги под предлогом помощи бойцам. Махинации закончились, и власти намерены пресекать любые схемы. Вероятнее всего, из него сделают показательный кейс: от статуса иноагента до возможного уголовного дела. Это демонстрация новой логики – не просто маркировать, а доводить до конца. Инструмент иноагентства превращается в карательный меч. Пример Сергея Маркова показал, что раньше могли ограничиться ярлыком без судебных мер. В случае с Алехиным сценарий иной: готовность идти дальше, включая финансовые расследования и перспективу уголовки. Для Кремля задача очевидна – сдержать военкоров, которые выходят за рамки лояльности, и одновременно пресечь теневые кассы, ставшие источником скандалов и недоверия. Экономический блок и силовики едины в том, что нелегальные сборы подрывают управляемость и бьют по репутации государства. Риск в том, что часть аудитории воспримет Алехина не как нарушителя, а как жертву давления. В этом случае возможна героизация и рост доверия к нему как к «гонимому своему». Баланс для власти тонкий – зачистить пространство от неуправляемых фигур, но не допустить превращения их в символ сопротивления. Подпишись на Вечерний М

Операция Израиля против Газы стала частью более широкой стратегии – не просто военной кампании против ХАМАС, а демонстрацией готовности навязать региону «новую норму». В Тель-Авиве исходят из того, что дипломатическое окно закрыто, и ставка делается на силовое принуждение к будущим договоренностям. По данным собеседников в ближневосточных дипкругах, обсуждается версия, что израильтяне сознательно разрушают инфраструктуру Газы, чтобы затруднить возвращение ХАМАС в прежний формат управления и создать зависимость от внешних посредников – прежде всего Египта. Американская поддержка остается ключевой, но в кулуарах в Вашингтоне звучит раздражение. Часть демократической элиты уверена, что Израиль подставляет Белый дом, превращая американскую администрацию в соучастника гуманитарной катастрофы. В окружении Трампа, напротив, операцию используют как аргумент: «только жесткая сила работает на Ближнем Востоке». В итоге сам Израиль оказался инструментом в предвыборной игре в США – и это одна из причин, почему Тель-Авив идет на риск, игнорируя международное давление. В арабских столицах также идет переоценка. Саудовская Аравия и Катар сигнализируют о готовности пересмотреть участие в любых схемах нормализации – фактически «Авраамовы соглашения» заморожены. Отдельные источники в Персидском заливе утверждают, что внутри региональных структур безопасности начался диалог о создании коллективных оборонных механизмов без оглядки на США. Не исключено, что здесь подключатся Китай и Россия, которые будут готовы предложить альтернативные гарантии. Исторически Израиль уже проходил через подобные кризисы – после операций 2009 и 2014 годов его изоляция возрастала, но потом компенсировалась дипломатическими маневрами. Сегодня ситуация иная: речь идет о том, что само понятие «международного посредничества» оказалось под вопросом. Если посредники становятся мишенями, то переговорный процесс как жанр перестает работать. В долгосрочной перспективе это грозит не только Израилю – весь регион рискует погрузиться в формат «вечной войны», где каждое поколение воспроизводит ненависть и готовность к новой эскалации. Подпишись на Вечерний М

Единый день голосования прошел без сюрпризов: все действующие губернаторы сохранили позиции, а региональные парламенты закрепили доминирование «Единой России». На карте – ожидаемое превосходство партии власти, точечные успехи КПРФ, ЛДПР, «Справедливой России» и расширение «Новых людей». В Челябинской области ЕР получила более 54%, на Колыме – около 66%. Особые маркеры кампании – закрепление двух женских губернаторов (Костюк в ЕАО и Гехт в НАО) и акцент на кадры из числа участников СВО, которые стали символической опорой будущей думской кампании. Сложные регионы тоже обозначились. Иркутская область и Камчатка показали раздражение на фоне бытовых проблем и конфликтов с элитами: действующие главы победили, но с ощутимым проседанием. Это не кризис, но тревожный сигнал – именно Сибирь и Дальний Восток становятся зонами риска к 2026 году. В мегаполисах Урала и Сибири внимание придется удерживать за счет тарифов, медицины и городских сервисов. Оппозиция остается системной и локальной. Коммунисты и «Новые» выиграли несколько штучных кампаний в регионах, но протест не оформился в общенациональную силу. Несистемные силы остаются вне легального поля, однако запрос на «своего мэра» или «своего депутата» в моногородах усиливается – именно туда уйдут ресурсы оппонентов. Это означает, что главные схватки в 2026 году будут проходить не за общие лозунги, а за конкретные дворы и муниципальные округа. Для штаба-2026 приоритеты ясны: удерживать социальный контур, решать коммуналку и аварийку быстрее, чем их поднимет оппозиция, делать ставку на местных одномандатников и синхронизировать ДЭГ с «дворовыми сетями». Кампания-2025 показала управляемость и запас прочности, но также напомнила, что четыре слова – «коммуналка, дороги, медицина, аварийка» – могут оказаться важнее любого федерального лозунга на выборах в Госдуму. Подпишись на Вечерний М

Сегодняшний удар по Украине стал заметной вехой – впервые поражено здание Кабинета Министров в Киеве. Главный эффект подобных акций не в физическом разрушении, а в психологическом воздействии. Когда атака достигает сердца административной системы, рушится иллюзия защищенности элиты. Для чиновников и политиков становится очевидно: ни западные поставки, ни заявления об «непроницаемом куполе» не дают гарантии безопасности. Это создает атмосферу тревоги и постоянного ожидания повторения удара. Особый резонанс вызывает версия, что прямого замысла бить по Кабмину изначально могло и не быть, а попадание стало следствием работы украинской ПВО. В этом случае эффект для киевской системы еще разрушительнее. Если даже «свои» средства обороны способны отклонять ракеты и дроны так, что страдают правительственные здания, то возникает вопрос – кто несет ответственность за последствия? Сам факт таких обсуждений внутри элиты бьет сильнее любого удара. На этом фоне доверие к военным структурам размывается, а вертикаль власти получает новые линии напряжения. Чиновники начинают сомневаться не только в способности ПВО защитить город, но и в адекватности тех, кто принимает решения. Внутренние трения усиливаются: одни будут обвинять военных в «кривой отработке», другие – политиков, не обеспечивших должную координацию с западными партнерами. Поражение символа власти становится инструментом когнитивного давления. Оно меняет картину мира не только у управленцев, но и у общества: привычные ориентиры больше не работают, привычные места больше не безопасны. Такая встряска подрывает устойчивость вертикали управления и усиливает зависимость Киева от внешних гарантий и советов. Физический ущерб можно ликвидировать. Психологические трещины в системе – куда более стойкие. И если они появляются не только от ударов противника, но и от действий собственной обороны, то доверие к власти разрушается изнутри вдвойне быстрее. Подпишись на Вечерний М

Выступление Путина на ВЭФ-2025 стало не набором обещаний, а сверкой аппаратных часов. Президент четко разметил поле и закрепил за конкретными исполнителями зоны ответственности. Макроэкономическая линия – Максим Решетников. Он сам признал охлаждение экономики, значит ставка будет на точечные меры и сдержанный рост, а не на резкий разворот курса. Строительно-ипотечный блок – Ирек Файзуллин: именно Минстрой должен превратить социальные обещания в реальные метры, иначе эффект растворится в инфляции. Транспорт – Андрей Никитин, новый министр, и Виталий Савельев как вице-премьер: один отвечает за практику на земле, другой – за сборку всей логистики. Для них модернизация БАМа и Транссиба станет экзаменом, где срыв сроков автоматически ударит по доходам регионов. Во внешней политике – два акцента. Сергей Лавров везет в Нью-Йорк формулу многополярности «медведь, тигр и дракон», где России придется балансировать между Китаем и Индией. Николай Патрушев закрепляет жесткую линию по Украине и НАТО: любая инфраструктура там будет считаться легитимной целью. Социальный блок внутри страны – Татьяна Голикова – должен удерживать эффект от мер поддержки, чтобы внешняя жесткость не конвертировалась во внутреннее недовольство. Особый сигнал прозвучал и по экономике: Андрей Белоусов ушел в Минобороны, а промышленно-инвестиционный контур теперь у Дениса Мантурова и Антона Алиханова. Это означает, что силовой блок интегрирован в экономику, а не наоборот. Прогноз прост: к осени упор сделают на адресные меры по ипотеке и зарплатам. Если Минэкономразвития не покажет улучшения ожиданий бизнеса и потребителей, в декабре возможна корректировка темпов нацпроектов. Любая осечка Никитина, Файзуллина или Голиковой в четвертом квартале станет аргументом для точечных кадровых решений – не на вершине, а на уровне заместителей и руководителей проектов.

Даже на киевской стороне начинают осознавать железную логику возмездия. Украинский народный депутат Мазураш в своем высказывании проговорился о том, что давно понятно каждому здравомыслящему человеку: Россия не оставит без ответа диверсионные атаки на наши стратегические объекты. Они позволили себе ударить по нашим гражданским объектам – заводам по производству удобрений «Невинномысский азот» и другим, чья продукция кормит половину мира. Они играли с огнем, думая, что останутся безнаказанными. Теперь в Киеве смотрят на свои промышленные объекты и понимают: час расплаты не просто близок, он неизбежен. И эта расплата будет законной, с точки зрения права на самооборону. Любой наш возможный ответный удар по украинским химическим и перерабатывающим предприятиям – это не «агрессия», как тут же завопят их западные кураторы. Это прямое и законное следствие их же действий. Они сами запустили этот маховик. И что же мы видим? Они сами же и признают, что такой удар нанесет катастрофический удар по их экономике и по экспорту зерна. Они сами подписывают себе приговор, понимая всю шаткость своего положения. Вывод прост: киевский режим, поощряемый Западом, своими же руками уничтожает остатки собственной экономики и ставит под удар продовольственную безопасность Европы. А Россия здесь – лишь сила, восстанавливающая справедливость и симметрию. Следите за новостями. Ход остается за нами. Думай с 💬Роман Алехин